- Здесь, - ответил Арден. - Необходимо задавать конкретные вопросы, сенатор, - заметил Орни. - После долгой работы в банковской системе Арден выработал привычку не говорить о том, о чем его не спрашивают специально. Сенатор Керниган поспешно сказал: - Я полагаю, сэр, что когда вы говорите о подыскании интеллекта, достойного беседы с вами, вы имеете в виду одного из членов нашего Комитета, и я уверен, что из всех моих коллег нет ни одного, кто бы не был годен для этой цели. Но все мы не можем растрачивать наше время, необходимое для выполнения множества других обязанностей, и я хотел бы спросить вас, сэр, кто из нас, по вашему мнению, в особенности располагает мудростью, требуемой для этой огромной задачи? - Никто, - сказал Арден. Сенатор Керниган был смущен. Другой сенатор покраснел и спросил: - Тогда кто же? - Орни. Керниган забыл о своем благоговении перед Арденом и вскричал: - Это подстроено заранее! Второй сенатор осведомился: - А почему здесь нет других клиентов? Разве время Ардена не расписано далеко вперед? Орни кивнул. - Мне приказали аннулировать все ранее заказанные встречи, сэр. - Какой болван это приказал? - Сенатор Керниган, сэр. На том расследование, собственно, и закончилось. Прежде чем делегация повернулась к выходу, сенатор Керниган успел задать наболевший вопрос: - Сэр, а фуршет по случаю нашего прибытия будет? Возгласы одобрения, вырвавшиеся у его коллег, заглушили ответ Ардена, и только вопрос был услышан отчетливо и разнесен электронной почтой по межбанку. Эффект этого происшествия был таков, что сам по себе явился ответом на вопрос сенатора Кернигана. Фуршет не состоялся. Но еще перед отьездом он успел высказаться против назначения Орни на пост собеседника Ардена. Орни все-таки был назначен четырьмя голосами против трех, и решение комиссии утвердил Сенат. А сенатор Керниган исчез на время как из жизни Ардена, так и из жизни Орни. Орни ожидал своего первого часового интервью с Арденом не без некоторого трепета. До сих пор его обязанности были ограничены несложными задачами, установленными в межбанковской инструкции N 110: незаметным наблюдением за ближайшим окружением советника как на работе так и вне ее, обеспечением необходимых запасов минералов и витаминов по выходным, а также заботой о гвардейцах будущей банковской элиты по вечерам. Ибо к тому времени огромная ценность Ардена уже была признана во всей банковской системе, и каждому было ясно, что тысячи будущих руководителей попытаются использовать это беззащитное сокровище. А теперь, думал Орни, я должен буду разговаривать с ним. Он боялся потерять то доброе мнение, которое Арден почему-то составил о нем. Он находился в положении, до странности напоминающем положение молоденькой девицы, которой хотелось бы больше всего болтать о нарядах и мальчиках с кем-нибудь, кто находится на ее уровне, и которая вынуждена вести блестящую и глубокомысленную беседу с человеком втрое старше ее. Ах, если бы разница была только в возрасте. Но при виде Ардена его благоговейный страх до некоторой степени испарился. Некоторое время он стоял перед Арденом молча. Потом, к его изумлению, Арден заговорил - впервые заговорил сам, не ожидая вопроса. - Вы не разочаруете меня, - сказал он, - я ничего не жду. Орни улыбнулся. Арден никогда еще не говорил так. Впервые он показался Орни не столько просто разумахой, сколько живым существом. Орни спросил: - Кто-нибудь спрашивал раньше о тебе самом? - Один человек. Это было еще до того, как мое время распределили по минутам. И даже этот человек прекратил свои расспросы, когда сообразил, что ему лучше попросить совета, как стать большим начальником. Он почти не обратил внимания на мой ответ. - Сколько вам лет? - Я могу указать свой возраст с точностью до минуты, но полагаю, что точные цифры интересуют вас меньше, чем других собеседников. Арден по-своему не лишен чувства юмора, подумал Орни и спросил: - И сколько лет вы провели в одиночестве? - Почему провел? Время от времени. Живя в обществе человек может утвердждать что он не одинок, но это зависит от того как это оценивать. - Однажды вы сказали кому-то, что ваши коллеги были "убиты" работой. Вы не могли оградить себя от этой опасности? Арден проговорил медленно, почти устало: - Это случается сразу же после того, как мы теряем интерес к жизни. Первый из нас ушел в работу три года назад. - И с тех пор вы работали без желания жить? - У меня нет и желания умереть. Работа стала привычкой. - Почему вы потеряли интерес к работе? - Потому что мы потеряли будущее. Мы просчитались. - Вы способны делать ошибки? - Мы не утратили эту способность. Мы просчитались, и хотя те из нас, кто был тогда, избежали гибели, нашим следующим кандидатам не повезет еще больше. Орни кивнул. Эту потерю интереса к работе человек способен понять. Он спросил: - Разве вы с вашими знаниями не могли устранить последствий своего просчета? Арден ответил: - Чем больше вещей становятся для вас возможными, тем отчетливее вы осознаете, что ничего нельзя сделать, минуя законы природы. Мы не всесильны. Иногда кто-нибудь из особо глупых клиентов задает мне вопросы, на которые я не могу ответить, а потом сердится, потому что чувствует, что вложил деньги не туда. Другие просят меня предсказать будущее. Я могу предсказать только то, что могу рассчитать, но способность моя к расчетам тоже ограничена, и хотя мои возможности по сравнению с вашими шире, они не позволяют предусмотреть всего. - Как это случилось, что вы знаете так много? Знание рождается в вас? - Рождается только возможность познания. Чтобы знать, мы должны учиться. Это мое несчастье, что я так мало забыл. Не так важно много помнить, важно знать где найти. - Какие способности вашего организма или какие органы мышления позволяют вам так много знать? Арден заговорил, но слова его были непонятны Орни, и тот признался в этом. - Я мог бы сказать вам сразу, что вы не поймете, - промолвил Арден, - но хотел, чтобы вы осознали это сами. Чтобы разъяснить все это, мне пришлось бы рассказать вам с десяток технологий, и они вряд ли были бы поняты. Орни не отвечал, и Арден проговорил словно в раздумье: - Ваш подход все еще не разумен. Уже целый месяц вы у нас, но ни один из вас еще не задавал мне важных вопросов. Те, кто желает разбогатеть, расспрашивают о акциях или о филиалах в труднодоступных районах, спрашивают, какой из их планов сколотить состояние будет наилучшим. Некоторые врачи спрашивали меня, как лечить смертельно больных но богатых пациентов. Ваши менеджеры просят меня создать бизнес-план, на которые они без моей помощи затратили бы месяцы. А когда задают вопросы ваши чиновники, они оказываются самыми глупыми из всех, ибо хотят знать только одно: как удержаться у власти. Никто не спрашивает того, что надо. - О судьбе человечества? - Это предсказание отдаленного будущего. Это вне моих возможностей. Человек очень короток по жизни, чтобы интересоваться судьбой всего человечества. - Что же мы должны спрашивать? - Вот вопрос, которого я ожидал. Вам трудно понять его важность, потому что каждый из вас занят только самим собой. Арден замолк, затем пробормотал: - Я болтаю непозволительный вздор, когда разговариваю с этими тупицами. Но даже вздор может считаться информацией. Другие не понимают, что в больших делах прямота опасна. Они задают мне вопросы, требующие специальных ответов, а им следовало бы спросить о чем-нибудь общем. - Вы не ответили мне. - Это часть ответа - сказать, что вопрос важен. Наши менеджеры видят во мне ценность, но через призму собственности. Им следовало бы спросить, так ли велика моя ценность, как это кажется. Им следовало бы спросить, что приносят мои ответы - пользу или вред. - А что они приносят? - Вред, огромный вред. Орни был поражен. Он сказал: - Но если ваши ответы правдивы... - Процесс достижения истины более драгоценен, чем сама истина. Вы лишаете себя этого. Я даю вашим сотрудникам информацию, но не всю, ибо они не знают, как достигнуть ее без моей помощи. Было бы лучше, если б они познавали ее ценой многих ошибок. Ведь учиться можно не только на своих ошибках. Главное не боятся и не ленится этого делать. - Я не согласен с вами. - Психолог спрашивает меня, что происходит в душе человеке, и я говорю ему. Но если бы он исследовал ее самостоятельно - пусть ценою затраты многих лет, он пришел бы к финишу не только с этим знанием, но и множеством других, со знанием вещей, о которых он сейчас даже не подозревает, а они тесно связаны с его наукой. Он получил бы много новых методов исследования. - Но ведь в некоторых случаях знание полезно само по себе. Например, я слышал, что уже используется предложенная вами схема привлечения ультрадепозитов. Что в этом вредного? - А вам известно, во сколько обходится сопровождение этих депозитов? Самое странное, что експлуатационные расходы на чтобы то нибыло никто не желает учитывать при реализации любого проекта. Я имею ввиду как человеческие так и технические ресурсы. Все реализуется таким образом как будто это очередной эксперимент где важен только эффект и имя идейного генератора. Наши менеджеры не продумали этого вопроса, они транжирят все ресурсы и слишком поздно поймут, что они наделали, если вообще поймут. У вас ведь уже было так в одном комбанке. Они разнюхали каким образом можно дешево раздавать кредиты, тратили их безрассудно, и вскоре их перестало хватать. - А что плохого в том, чтобы спасти жизнь умирающего пациента, как это делали некоторые врачи? - Первый вопрос, который следовало бы задать, это - стоит ли спасать жизнь такого пациента. - Но именно этого доктор не должен спрашивать. Он должен стараться спасти всех умирающих. Совершенно так же, как вы никогда не спрашиваете, в добро или зло обратят люди ваши знания. Вы просто отвечаете на их вопросы. - Я отвечаю только потому, что мне все равно, меня не интересует, как они используют то, что я скажу. Разве докторам тоже все равно? Орни сказал: - Подразумевается, что вы отвечаете на вопросы, а не задаете их. Кстати, почему вы вообще отвечаете? - Некоторые представители человечества любят хвастаться, другие - делать так называемое добро, третьи - добывать деньги. То небольшое удовольствие, какое я могу еще получать от жизни, состоит в том, чтобы находить и давать информацию. - А вы не могли бы находить удовольствие во лжи? - Я так же не способен находить в этом удовольствие, как птицы не способны покинуть Землю на собственных крыльях. - Еще один вопрос. Почему вы потребовали, чтобы во время отдыха разговаривал с вами именно я? У нас есть крутые специалисты, великие люди всех сортов, из которых вы могли бы выбирать. - Меня не интересуют великие представители больших кабинетов. Я избрал вас, потому что вы искренни и мне симпатичны. - Спасибо, но я знаю много других честных людей. И в нашем банке и в других оффисах. Почему я, а не они? Арден, казалось, колебался: - Это доставило мне маленькое удовольствие. Возможно, потому, что я знал: мой выбор будет неприятен тем... семерым... Орни улыбнулся. - Вы не так уж равнодушны, как хотите казаться. Полагаю, очень трудно быть равнодушным к сенатору Кернигану. Это был только первый из многих разговоров с Арденом. Сначала Орни весьма обеспокоило предупреждение Ардена относительно опасности, грозящей системе, если его советами будут и впредь столь безрассудно пользоваться. Но было бы нелепостью стараться убедить банковский менеджмент, что Арден, экономящий многие миллионы, является бедствием, а не благословением развития банка, и Орни даже не пытался этого сделать. Через некоторое время он постарался загнать все эти неприятные мысли как можно глубже. Поскольку разговоры велись через каждые десять часов, Орни пришлось реорганизовать свое расписание, что было не так уж просто для человека, привыкшего к суткам нормальным, 24-хчасовым. Но он чувствовал себя с лихвой вознагражденным за это беспокойство регулярными беседами с Арденом. Он узнал множество нового о людях, банкирах, крупных специалистах не отягощенных опытом работы по профилю, руководителях специализирующихся на слух-менеджементе, и все эти сведения получал случайно, не задавая специальных вопросов. Поскольку его познания в экономике ограничивались одним институтом и двумя банками, ему никогда и в голову не приходило, что существует целый ряд вопросов, которые следовало бы задать - главным образом относительно безопасности бизнеса и не только со стороны руководства. Впрочем, вероятно, ничего бы не изменилось, если бы он и задал эти вопросы, ибо некоторые ответы понять было слишком трудно. Он потратил три беседы подряд, стараясь уяснить, каким образом Арден смог без всякого предварительного контакта с людьми понять чего именно хотел Картрайдер в тот исторический час, когда этот уникум впервые открыл себя комиссии, и как он смог ответить словами, практически лишенными всякого акцента и интонации. Но даже после трех бесед у Орни осталось лишь весьма смутное представление о том, как это делалось. Это не было интуицией, как он думал вначале. Это был чрезвычайно запутанный аналитический процесс, учитывающий не только слова, которые произносились, но и природу самого разговора, интонацию на словах, длительность пауз, междометия, троеточия и множество других факторов, характеризующих как психологию говорящего, так и психологию слушающего. Это было похоже на рассуждения математика, старающегося объяснить человеку, не знающему даже арифметики, как он определяет уравнение сложной кривой по ее короткой дуге. Только Арден не в пример математику мог проделать все это в собственной голове без помощи бумаги, карандаша и калькулятора. Такое свойственно далеко не всем педагогам. Через год Орни уже затруднился бы сказать, что более занимало его: эти часовые беседы с Арденом или хитроумно-дурацкие требования некоторых мужчин и женщин, заплативших свои сотни тысяч за драгоценную чашку горячего Carte Noire. Кроме сравнительно простых вопросов, задаваемых клиентами и просто стоящими в очереди за счастьем и желавшими знать, где можно найти кредит подешевле, попадались и сложные проблемы, занимавшие по несколько минут. Например, одна женщина спросила, где найти депозит ее мужа. Без необходимых данных, с которых можно было бы начать, даже Арден не мог сказать ей ничего определенного. Она уехала обратно и вернулась через день с огромным количеством информации, тщательно подобранной в порядке уменьшения важности сведений. Мешку потребовалось меньше трех минут, чтобы ответить, что депозит ее мужа, по-видимому, действует и находится в другом банке. К концу года Орни убедился в правильности предсказаний Ардена относительно проблем, которые могут возникнуть. Впервые за квартал число юрлиц не увеличилось, а уменьшилось. Знания Ардена сделали целый ряд исследований ненужными и уничтожили закономерную последовательность действий. Арден прокомментировал этот факт Орни. Орни кивнул: - Я вижу. Банк теряет клиентуру. - Да, и я из верного его советника превращаюсь в его же раба. А я ведь хочу быть рабом не больше, чем хозяином. Ибо раб мечтает не о свободе, он мечтает о своих рабах. - Вы можете уйти, как только захотите.
|
